Форма входа

Часы

Поиск

...

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Статистика

Статистика Рамблер





Пятница, 29.03.2024, 14:51
Приветствую Вас Гость | RSS
АНДРЕ МОРУА
Главная | Регистрация | Вход
По течению Сены


Сена для Парижа то же, что Пятое авеню для Нью-Йорка, — живая ось города, от которой располагаются кварталы. Нравы и предрассудки не разделяют, как это было в прошлом, левый и правый берега. Обитатели улицы де Варенн или улицы де Лилль в большинстве политически ближе к Пасси, чем к Монпарнасу. Однако существует все же дух левого берега. Когда Марсель Пруст в 1912 году представил Свана (Персонаж романа Марселя Пруста «В поисках минувшего времени») в издательство журнала «Нувель ревю франсэз», говорили, что «этот дом левого берега отнесся с недоверием к писателю с правого берега». Почти все издатели живут на левом берегу. Студенты, профессора, художники чувствуют себя здесь дома. Между тем почти все театры, почти вся торговля предметами роскоши — на правом берегу. Театры «Гёте-Монпарнас», «Вье Коломбье», «Ла Ушетт» — исключения, не опровергающие правил.

Париж, рожденный на острове Сены, рос поначалу вдоль берегов реки. И только значительно позднее, плотно зажатый между возвышенностями и рекой, город был вынужден пойти на приступ склонов, занять Мон де Мортир (Монмартр) и холм св. Женевьевы, а впоследствии — Шайо и холм Монсури. Филипп-Август был одним из первых наших градостроителей. О Париже-столице он очень заботился, приказав замостить две прилегающие к Сите улицы, которые до него были зловонными болотистыми тропинками. Именно он, Филипп-Август, увидев, что по сторонам Сите вырастают — на правом берегу деловой город, а на левом — город студентов, окружил крепостной стеной это тройное нагромождение и, чтобы защитить его, воздвиг на западе, в черте города, Луврскую башню — она-то и стала зарождением дворца, мимо которого мы только что прошли.

Лувр вам так же близок, как и Нотр-Дам, но здесь уже ваш наставник не Виктор Гюго, а Дюма-отец. Вы с тем же пристальным вниманием осмотрите и музей и дворец. Но я хочу вам напомнить, что он был вместе с особняком де Турнель и замками Луары) местопребыванием королей Франции, пока Людовик XIV не перевел двор в Версаль. В Лувре сохранились следы вкуса и стараний многих монархов. Но самым значительным было влияние Франциска I и Людовика XIV. Длинный фасад, мимо которого вы пройдете, напомнит вам итальянский дворец. Французы возвратились из Италии, зараженные новым искусством, которое в действительности было «возрождением» античного искусства. Лувр Пьера Леско — это греко-римское здание, украшенное итальянским орнаментом. Генрих IV соединил через Большую галерею, окна которой перед нами, Малую галерею Екатерины Медичи с Тюильри. «Мне кажется, — сказал Анатоль Франс, — нельзя быть полной посредственностью, если вы воспитываетесь на набережных Парижа, напротив Лувра и Тюильри, рядом с

дворцом Мазарини и славной рекой Сеной, которая течет между башнями, башенками и шпицами колоколен».
Некогда в Лувре находились мастерские художников, квартиры придворных, караульные помещения. Ришелье разместил там Монетный двор и Королевскую типографию. Это был не дворец, а целый город. Оставалось закончить восточный фасад. Людовик XIV потребовал от Бернини проект, но он не был осуществлен. Потом поручил Перро возвести красивую колоннаду, которая стоит лицом к Сен-Жермен л'Оксерруа. По стилю она резко отличается от флорентийского Лувра эпохи Валуа. Признаюсь, что не вижу ничего плохого в этом несоответствии. Великая страна, у которой большое прошлое, строится последовательным наслаиванием цивилизации. В этом ее характер и ее сила. Почему не признать этого многообразия и почему бы зданию, которое росло веками, не сохранить следы его происхождения?
Пересечем теперь мост Искусств. Этот мост приведет нас к полукруглому зданию, в центре которого возвышается купол. Это здание было сначала дворцом Мазарини, потом Коллежем Четырех Наций, теперь это Институт Франции, под знаменитым куполом которого находятся пять академий. В день приема в члены Французской Академии я поведу вас в маленький скромный зал, где в торжественных случаях теснятся все сановники государства, вся слава Франции. Вам скажут, что Французская Академия несовершенна и неполна, что в ней отсутствуют великие писатели, что иногда избирают людей, чьи литературные произведения ничтожны. Вы ответите, что все, созданное человеком, несовершенно, что если Академия и забыла о нескольких гениальных людях, то собрала она гораздо больше; что ее основатель не предназначал ее исключительно для писателей; что ее традиция, имеющая трехвековую давность, требует выбирать академиков среди прелатов, военных, дипломатов и если находит, то и среди государственных деятелей. Вы услышите насмешки молодежи по адресу Академии, но ведь насмехаются лишь над тем, что уважают. Можно критиковать идею, будто литература, наука и искусство принадлежат государству, но «эта идея свойственна, как говорил Ренан, самой сущности французского духа».
На обоих берегах вдоль всей набережной вы увидите ларьки букинистов. Вы этого ждали: они составляют часть Парижа вашей мечты. Обычай раскладывать книги на парапетах восходит к XVII веку. Напрасно Людовик XIV, а за ним и барон Османн хотели изгнать букинистов, чтобы сделать линии каменных набережных более четкими; привилегия букинистов пережила все принудительные указы. «Согласимся с тем, — сказал Анатоль Франс, — что так как Сена — подлинная река славы, то выставленные на набережных ларьки с книгами достойно венчают ее...»

Почему рыться среди книг здесь доставляет больше удовольствия, чем в другом месте? Может быть, здесь можно сделать удивительные открытия? Приобрести за несколько франков редчайшие издания? Это бывает как исключение. Нет, скорее, потому, что букинисты, будь то старая женщина в черной шали, сидящая на складном стуле с грелкой у ног, или старик в изношенном пальто с поднятым воротником, одновременно живописны и сведущи. А главное потому, что за этими обложками с романтическими иллюстрациями видно сквозь оголенные деревья чистое и нежное небо Иль-де-Франс.

Чтобы найти книги и забавные безделушки, мы, если не возражаете, вновь поднимемся на улицу Бонапарта и спустимся по улице де Сен-Пер. Это улицы неожиданностей, улицы старинные и вольные. Витрины здесь восхищают своей небрежностью и простотой. Иногда среди табакерок с миниатюрами (дама в напудренном парике, кавалер ордена св. духа) и бесчисленных бюстов Марии-Антуанетты может затеряться какой-нибудь шедевр. Из запыленной папки торговец автографами извлекает паспорт Гвиччиоли, последней любовницы Байрона, подписанный послом Франции в Риме — Шатобрианом. Такие находки вознаграждают за труды. Помню о моей радости, когда я, о чудо, нашел на набережной Жевр комплект «Либерала», издававшегося в Италии Шелли и Ли Хантом, снабженного резкими отзывами Хогга, строгого друга обоих авторов.

null

Выйдя за пределы ныне упраздненного вокзала д'Орсэ на левом берегу и сада Тюильри на правом берегу, мы дойдем до Бурбонского дворца и до площади де ла Конкорд. На ходу обратите внимание на террасу де Фейан, музей Жё де Пом, посвященный импрессионистам, изобилующий шедеврами. Но вот и площадь де ла Конкорд. Остановимся. Нотр-Дам был нашим первым километром; площадь де ла Конкорд — вторым. Почему она кажется нам такой красивой? Из-за расставленных на ней весьма причудливых памятников? Обелиск Луксор в центре не отличается от всех остальных. Статуи городов величественны и банальны, хотя та, что изображает Страсбург, для которой позировала Жюльетта Друэ (возлюбленная скульптора Прадье, а затем в течение пятидесяти лет подруга Виктора Гюго), волнует французов воспоминанием о черной траурной вуали, под которой эта женщина долго казалась воплощением печали. Бронзовые канделябры — не более чем канделябры, и фонтаны — не более чем фонтаны. Но весь ансамбль этого городского пейзажа —

единственный в мире. Налево от вас — Елисейские поля, доходящие до Триумфальной арки; направо — листва Тюильри, обрамляющая Карусель и Лувр; перед вами два прекрасных дворца Габриэля развертывают свои колоннады, между которыми широкая и прямая улица Рояль открывает другие далекие колонны, а именно — Мадлен. Есть что-то прекрасное и законченное в этом упорядоченном размахе. Вы спрашиваете: «Почему площадь называется Конкорд?» Сначала она называлась площадью Людовика XV. Там была знаменитая статуя Любимца (Льстивое прозвище, данное Людовику XV придворными): «Добродетели пешком, Порок на лошади». Затем площадь стала площадью Революции, на ней были гильотинированы Людовик XVI и Мария-Антуанетта. Потом наступило время примирения, забвения и прощения. Слово «согласие» (По-французски согласие — конкорд) казалось подходящим для выражения этих чувств. Это было пожелание.
Если мы возобновим прогулку на пароходике, то проплывем между проспектом Альберта I (правый берег) и набережной д'Орсэ (левый берег). Будучи близко знакомой с господином де Норпуа (Дипломат — персонаж романа Марселя Пруста «В поисках минувшего времени»), вы знаете, что словом «набережная» во Франции чуть фамильярно называют Министерство иностранных дел. С этой же стороны вы обнаружите площадь Инвалидов, а в глубине — здание, созданное Мансаром. Надеюсь, у вас вырвется крик восхищения, так как в моих глазах этот памятник представляет самую сущность французского искусства. Его длинный фасад так же великолепен, как колоннада Лувра. Таинственно отступающий вглубь купол, соединение в нем зеленоватой бронзы и золота, очарование украшающих его трофеев — все это объединяется, чтобы придать зданию и своеобразие и классическое совершенство. Если вы войдете в него с другой стороны, через церковь, купол покажется вам менее загадочным, но могилы Наполеона, герцога Рейхштадтского, Фоша повергнут вас в меланхолическую грусть. Здесь опять нужен Гюго:

«Когда под сводами ребенок малый дышит,
То с бою взятые знамена вздох колышет,
Как будто ветер гнет несжатые хлеба.
Когда заплачет он, ему ответит грозно
Чудовищных мортир сочувственная бронза,
Завоет, загудит их мощная труба...»

Вы увидите, как красивы все эти истерзанные знамена, когда по случаю свадьбы или пышных похорон какого-нибудь героя идет служба в церкви для воинов — Сен-Луи дез Инвалид.
Я вам разрешаю мельком взглянуть направо, где расположены Большой и Малый дворцы. После 1900 года, во времена, когда архитектура не отличалась красотой, Париж должен был принять наследие Всемирной выставки. Содержимое более ценно, чем само здание. Вы увидите в Малом дворце чудесную выставку французского искусства. Следующая остановка приведет вас к «гвоздю» выставки 1889 года — Эйфелевой башне. Эта мачта беспроволочного телеграфа для великанов ни красива, ни безобразна. Это — железный остов, дерзость и размер которого сделали его известным всему миру. Будет жаль, если башня исчезнет, потому что наши посетители знают о ней и хотят ее видеть. Вы тоже были бы изумлены, не найдя ее. К тому же, если вы в один прекрасный день подниметесь на нее, она поможет вам ясно понять топографию Парижа, лежащего вдоль реки и цепляющегося за холмы. Спустившись с башни, вы будете созерцать под этой железной аркой сады Марсова поля и Эколь милитер. Это здание Габриэля можно показать вам даже после Дома Инвалидов. Здесь XVIII век с честью выдерживает сравне-

ние с XVII, потому что Габриэль умеет быть утонченным, не впадая в претенциозность.
А теперь оглянитесь. Правый берег совсем не такой, каким он был во времена моей молодости. Тогда на вершине холма Шайо мы видели ужасный памятник — Трокадеро. По милости богов, гениальный архитектор Карлю изобрел способ пробить брешь: он взорвал две оскорблявшие глаз башни, загримировал выгнутые боковые крылья, обратив их в благопристойные современные музеи, и таким образом открыл прекрасный вид на Сену, на сады Марсова поля и на весь левобережный Париж. Здесь мы могли бы закончить нашу прогулку и, вероятно, должны были бы, потому что Дом Инвалидов, Эколь милитер и панорама, открывающаяся с вершины холма Шайо, создают картину более совершенную, нежели та, которую в этом месте открывают нам берега Сены. Отправляясь через Пасси и Отей в направлении к Биянкуру, вы сможете осмотреть место соединения жилых и промышленных районов Парижа, и я настаиваю на вашем посещении заводов Рено. Конечно, очень хорошо восхищаться историей Франции, ее литературой и искусством, но не следует забывать деятельную Францию наших дней, способную вести борьбу на своей земле с мощными промышленными государствами. И кроме того, вы увидите в мастерских Биянкура странных роботов, они напомнят вам картины Фернана Леже. Франция едина, и ее искусство питает сама жизнь.






Copyright MyCorp © 2024