- Судьба,- задумчиво произнес Блондель. - Нет, я не верю в судьбу, вернее, не верю в том смысле, какой вкладывали в пес наши далекие предки... Я не верю, что есть некая таинственная сила, которая, притаившись где-то за звездным занавесом, подстерегает людей и предопределяет их гибель... Нет, я не верю и в существование некой дьявольской машины, бездушный механизм которой мы сами приводим в действие... Наоборот, я думаю, что Вселенная безразлична к поступкам людей и что каждый из нас может в какой - то степени ковать свою судьбу сам... Наивно, не правда ли? Н все-таки...
Он помолчал с минуту.
- И все-таки бывают такие странные стечения обстоятельств, такие невероятные совпадения... такое переплетение событий, когда механизм действует с поражающей точностью... когда стечение обстоятельств ведет к катастрофе так неумолимо, что невольно задаешь себе вопрос: только ли случаем можно все это объяснить? О, я прекрасно знаю, что среди миллиарда фактов, которые каждый из вас наблюдал, есть факты, ни на что не похожие... И все-таки дьявольская злоба этих случайностей порой удивляет даже самых неверующих... Так вот... В один прекрасный день в Нью-Йорке... Но это будет длинная история.
Он вздохнул, медленно допил свою чашечку кофе и, так как мы по-прежнему молчали, начал рассказывать.
- Может быть, вы помните, что спустя несколько лет после первой мировой войны я жил в Америке. Это было время запретов и время процветания... Жизнь в Нью-Йорке казалась мне легкой, суетной и меланхоличной. Я приобрел там нескольких друзей, среди которых были люди весьма заметные: молодые профессора, которые после смены режима приобрели влияние в окружении Рузвельта; очаровательные молодые актрисы, блистающие теперь на Бродвее; молодые журналисты - тогда они удивляли своим вольнодумством, теперь считаются консерваторами... У нас был свой маленький кружок; каждый вечер мы собирались то у Батисто Морозини на Пятьдесят второй улице, куда влекли нас кухня и вермут, то на чьей-нибудь квартире... Мы пили плохое вино, любили, не веря в любовь, слушали джаз в Гарлеме и были не очень счастливы...
Однажды вечером вся наша компания ужинала у Мириам Дженнингс, которая жила на другой стороне реки в смешном красном домике; среди наших приятельниц она была единственной богатой женщиной и поэтому могла принимать нас всех сразу... Сейчас вы знаете Мириам Дженнингс по голливудским фильмам, вы ею восхищаетесь и вы абсолютно правы. Мириам - великая актриса. Но кое - кому известно, кроме того, что эта «star»[1] была когда - то простои женщиной... Она воспитывалась в одной из восточных школ. Окончив колледж, она вышла замуж за Дженнингса, старика - миллионера, к тому времени уже пять раз разведенного. Он был таким нудным, что мог найти себе жену, лишь обещая по брачному контракту своей будущей супруге приличное состояние. Но, несмотря на это, ни одной из его избранниц не удавалось выдержать его более двух лет. Несомненно, этот брак Мириам был поступком странным и достойным порицания, но она сыграла свою роль, заранее все обдумав. Ценой двух лет тоски, а возможно и отвращения, она обеспечила себе независимое существование в дальнейшем. Они разошлись без ссоры, и этот чудаковатый старик при разводе устроил обед, на который пригласил всех своих шесть жен. Но, как сказал когда-то бедный Киплинг, это уже совсем другая история.
- Итак, представьте себе вечер у Мириам: серебряные подсвечники... сиреневые и желтые свечи... приглушенный свет, изысканная еда... шампанское льется рекой... Чересчур яркие блондинки, немного пьяные. После ужина - покер. Я в эту игру играю плохо, а в тот вечер играл хуже обычного: я был тогда сильно влюблен в Мириам, она же потешалась над этим и находила удовольствие в том, что заставляла меня ревновать. Около полуночи, когда у меня не осталось ни одного цента, и когда я увидел, как Мириам, наклонившись к Эрнсту Францу, музыкальному критику, заставляет его выпить вино из ее стакана, я решительно объявил, что я устал, что должен завтра с самого утра работать и что иду спать. Все шумно запротестовали. Чтобы мне не дать уйти, от меня спрятали мою шляпу и пальто. Мириам же села ко мне на колени и начала меня целовать. Но я остался непреклонным... Я заплатил свои карточные долги, которые в тот вечер были почему-то особенно большими. В ту минуту, когда я наконец получил возможность бежать, я сунул руку в карман и обнаружил, что у меня нет денег даже на такси. на улице падал дождь, Мириам жила довольно далеко от моего отеля, а я - после выпитых шампанского и коктейлей - вдруг почувствовал себя очень усталым. Я рискнул обратиться к этим безумцам с просьбой одолжить мне хотя бы доллар. Естественно, что это послужило новым предлогом, чтобы меня никуда не пускать. Все, смеясь, отказали мне в долларе, но обещали отвезти на машине, если я наберусь терпения и подожду их до шести утра. Я уже начал было сердиться, когда Мириам, открыв сумочку, вытащила оттуда билет в один доллар и протянула его мне.
- Держите, мой дорогой. Я - единственный ваш бескорыстный друг... Я хочу вас сохранить и даю вам средство сбежать... Покойной ночи,- и протянула мне губы.
Мне хотелось поскорее уйти; я взял доллар, обнял Мириам и вышел, преследуемый криками и взрывами смеха. Снаружи довольно густой туман обволакивал липкой сыростью лицо и руки. Улицы были безлюдны, дома - низенькие и темные, а весь квартал казался окутанным таимой...
Я знал, что такси мне попадется только на другой стороне реки, и зашагал по широкому железному мосту... Я забыл, как он называется... кажется, «Quccnsboro Bridge»[2]. Когда я ехал по нему пятью часами раньше, меня поразило царившее на мосту оживление, грохот машин, взрывы красно-белых огней. Сейчас же мост был пустынен...
Я прошел почти половину моста, не встретив ни одной живой души, когда неожиданно, с правой стороны от меня, я скорее догадался, чем увидел в тумане силуэт женщины. Она висела на парапете каким-то странным образом. Я тотчас же подумал,- как, впрочем, сделали бы и вы на моем месте,- о тысячах историй с самоубийствами, о которых мы все слышали, и направился к ней. Она быстро обернулась на шум моих шагов, но, увидев меня рядом с собой, сделала опять резкое движение к парапету, а я бессознательно схватил ее за руку и повернул лицом к себе: передо мной стояла очаровательная молодая женщина с непокрытой головой и заплаканным лицом. Я совсем не помню как она была одета, но и не помню, чтобы мне бросилась в глава ее бедность. Мне - даже показалось, что на ней был какой - то меховой воротник или несколько лис на шее... Нет, бросалась в глаза не бедность, а ужас и страх, которыми она была охвачена. У нее стучали зубы и дрожали губы.
- Что вы хотите? - спросила она меня.- Оставьте меня... Оставьте же меня!
Я, кажется, становился одним из действующих лиц банальной драмы: прохожий, который мешает женщине броситься в воду, и я был весьма захвачен этой своей ролью. Коктейли Мириам не способствовали прояснению моих мозгов и не делали мои поступки более обдуманными. Я не помню, что я говорил этой несчастной: наверняка какие-нибудь глупости. Впрочем, это не имело тогда значения. Женщине, которую я держал за руку, нужен был живой человеческий голос и кто-нибудь, кто увел бы ее подальше от парапета. Я мог оказать ей эту услугу.
Минуту спустя, продолжая держать ее за руку, я шел рядом с ней по проезжей части моста и неловко повторял:
- Что же все-таки случилось?.. Что случилось?.. Что с вами произошло?.. Вас бросил мужчина?.. Уверяю вас, что из-за этого не стоит умирать... Если бы вы знали, сколько раз у меня самого бывали минуты, когда мне хотелось исчезнуть... Да я и теперь не дал бы дорого за жизнь, но сейчас я рад, что оказался здесь, около вас.
Она не отвечала. Проходя под фонарем, я сумел лучше разглядеть ее: она была не просто очаровательна, поражала удивительная тонкость ее лица. Вы знаете, каким я в ту пору был сентиментальным. Скорбное благородство незнакомки, романтические обстоятельства, а, кроме того, я был слегка пьян и сердит на Мириам,- все привело к тому, что, когда мы дошли до конца моста, никто в мире не был мне так дорог, как эта молодая женщина. Мы прошли мимо полицейского: он подозрительно посмотрел на нас. Я боялся, как бы моя незнакомка чего-нибудь не выкинула, но она безропотно отдала себя в мои руки и только тихонько плакала... Вы, вероятно, скажете, что я мог бы поручить ее полицейскому и таким образом снять с себя всякую ответственность?.. Вы правы, но я не мог знать, не было ли у этой отчаявшейся женщины серьезных причин бояться полиции. И потом, должен вам признаться,- я был весьма заинтригован всем этим приключением и желал довести его до конца.
Когда мы дошли до конца моста, я чувствовал себя более уверенно, но по-прежнему в нерешительности. Что мне было с ней делать? Оставить се на улице? Она опять побежит к реке. Привести ее к себе в отель? Невозможно... Была ли у нее семья? Дом? Я пытался это выяснить. Но пи одной связной фразы вытянуть из нее было невозможно. Она дрожала и плакала, не отвечая. Наконец я сказал:
- Послушайте... Я не могу оставить вас в таком состоянии... Куда я могу вас отвести? Есть ли у вас дом? Родные?
Она покачала головой.
- А комната? Она кивнула.
В этот момент мы как раз проходили мимо освещенной двери, над которой можно было прочитать: «Reversi - de Hotel»: From $1 up.[3] Отель казался вполне приличным, чистеньким, а что еще было нужно на несколько часов?
- Я понимаю,- продолжал я,- сейчас вы мне ничего объяснить не можете... Я же должен идти к себе. Вам надо как следует отдохнуть, отогреться и выспаться... Вы возьмете комнату в этом отеле. Я сейчас оплачу ее. Я вас здесь оставлю... Вы выспитесь, а завтра утром я приду за вами. Вы будете чувствовать себя лучше, и вы мне обо всем расскажете... У меня много друзей в Нью-Йорке, и я почти уверен, что, когда я буду знать, что с вами случилось, я найду способ помочь вам... Как бы ваше положение пи казалось вам отчаянным, вы всегда можете позволить себе сделать отсрочку на одну ночь... Как знать? Может быть, то, что вам казалось таким безнадежным в туманную ночь, покажется вам завтра утром не таким уж безнадежным?.. Договорились? И если я вас здесь устрою, обещайте мне не удирать отсюда, пока я за вами не приду. Она опустила голову: «Обещаю».
- У вас есть деньги? - робко спросил я. Опять у нее стал вид побитой собачки.
- Нет? Ну, не важно... У меня у самого сегодня, к сожалению, очень немного, всего одни доллар. Ровно столько, сколько нам нужно... Вы видите «From $1 up». За комнату я заплачу сейчас, а когда приду завтра утром, то заплачу за все остальное... Поэтому, если вы голодны или если вам что-нибудь понадобится, спрашивайте, не стесняясь. Согласны? Тогда идемте.
Я позвонил в дверь. Никакого ответа. Мне пришлось позвонить трижды, прежде чем послышалось шарканье стоптанных башмаков; открылась задвижка, и на пороге появился парень: грубый малый с коротко остриженными волосами, который протирал себе глаза. Он плохо говорил по-английски и совсем не знал французского и итальянского, которые знал я. Мне стоило большого труда втолковать ему то, что я хотел.
- Эта молодая женщина,- говорил я ему, - останется здесь на ночь... Вещей у нее нет,.. Вы отведете ее в комнату за один доллар, который я и даю вам сейчас. Я приду за ней завтра утром и за все, что она попросит, заплачу завтра... Я мог бы оставить в залог часы или что-нибудь в этом роде, но думаю, что это ни к чему... Я с ней не остаюсь. Все, о чем я вас сейчас прошу,- это отвести ее в комнату и вот вам мой доллар. Вы поняли? It's all right?[4]
Меня раздражала его тупость. Я должен был снова и снова повторять одно и то же... Наконец он взял мой доллар и посторонился, чтобы женщина могла войти. Я не знал, что сказать ей на прощание. Под «занавес» надо было произнести какие-то ободряющие слова. Но я их не нашел.
- Итак, до завтра. - И обещайте мне спать,- только и сумел я ей сказать.
Я протянул ей руку. Она судорожным движением схватила ее.
- You are kind. Вы добрый,- произнесла она.
И хотя я никогда от нее ничего больше не услышал, я до сих пор помню тон, которым эти слова были сказаны.
Как только я остался один, я сразу же вспомнил, что, отдав свой единственный доллар незнакомке, я уже не смогу ни взять такси, ни даже поехать на автобусе. Мне придется идти пешком до самого отеля, а это означало час ходьбы по ужасной погоде. Но я был столь горд своей ролью спасителя, что я весело зашагал по безлюдным улицам города, насвистывая старые военные мотивы. Не исключено, что Мэдисон-авеню впервые слышала в ту ночь песенку «Артиллерист из Метца».
Когда я проснулся утром, мое странное ночное приключение показалось мне поначалу не более как сном. Потом, размышляя о нем, я в точной последовательности вспомнил все обстоятельства и решил, прежде чем отправиться к себе в контору, пойти в «Riverside Hotel[5], отнести таинственной незнакомке немного денег я если не смогу заставить ее рассказать о себе, то позаботиться о ней. У меня было много друзей среди политических деятелей штата Нью-Йорк. И как знать, что последует потом... Благодарность?
Я легко нашел отель на углу моста. При дневном свете он показался мне довольно подозрительным.
За кассой сидела женщина, обвешанная ключами.
- Прошу прощения,- обратился я к пси,- я пришел узнать о молодой женщине, которую я привел сюда сегодня ночью.
- О молодой женщине? - переспросила она.
Я рассказал ей свою историю; - было очевидно, что она не в курсе того, о чем я ей рассказываю.
- Послушайте,- продолжал я,- вы сдали комнату молодой женщине около двух часов ночи?
- Я не вижу никаких записей в книге,- ответила она мне.
- Невероятно... Мадам, у вас есть ночной дежурный, парень, с коротко остриженными волосами, который плохо говорит по-английски?
- Да... Ну и что?
- Это он разговаривал с нами. Попросите его прийти.
Женщина нажала кнопку, и через несколько минут парень явился.
Он очень удивился и, казалось, растерялся, когда увидел меня.
- Вы меня узнаете? - спросил я его. Он пробормотал что-то сквозь зубы.
- Это я приходил сегодня ночью с молодой женщиной. Где она?
- Ушла, - ответил он сердито,- на улицу...
- Как ушла?! - вскричал я.- Вы выставили ее за дверь? По какому праву? Я же заплатил... У вас не было никаких оснований...
- А это? - Он вытащил из кармана какую-то сложенную бумажку и сунул мне ее под нос.- Разве не вы ей дали этот фальшивый доллар?
Фальшивый доллар!
Я выхватил у него долларовый билет и замер на месте: это был даже не фальшивый доллар. Я держал в руках что-то вроде полудоллара, полурекламы, которые некоторые магазины совали тогда прохожим прямо на улице. Ночью я не стал разглядывать его; и то ли от того, что был уверен, что у меня в руках настоящий доллар, я даже не развернул его... А может, парень нарочно подменил его? Но он был слишком туп. чтобы пойти на такое мелкое мошенничество, а его злость на меня выглядела слишком неподдельной... Нет... Это проделка Мириам и ее друзей... А эта несчастная...
- Куда она пошла? Мне во что бы то ни стало необходимо найти ее,- продолжал я кричать.- Поймите меня, мадам, речь идет о спасении жизни.
Чем больше я объяснял все это кассирше, тем ей мое ночное приключение казалось все более подозрительным.
- Вы должны понять, мадам, все это какое-то ужасное недоразумение... Боже, что она должна была подумать? Она и так была в отчаянии, когда я увидел се... Я привел ее сюда, я оставил ее с фальшивым долларом, ваш служащий ее выгнал, и, может быть, выгнал грубо... Ах, как же ей должна быть отвратительна человеческая низость! В том состоянии, в каком я нашел ее, возможно все, даже самоубийство.
Но я видел, что продолжать разговор было бессмысленно. Надо было действовать. Я быстро пошел в главное полицейское управление, где работал одни знакомый, занимавший высокий пост. Он выслушал мою историю с безразличием человека, которого в жизни удивить ничем нельзя, но тем не менее он сразу же привел в «боевую готовность» машины ближайшего к реке полицейского участка. Ответы были отрицательными. Моей незнакомки никто не видел.
- Это еще ничего не доказывает,- успокаивал меня мой знакомый.- Мне приходилось раскрывать самоубийства, которые проходили без всякого шума... Приходите завтра, у нас будет подробное донесение речной полиции.
Я пошел к Мириам. Она еще спала. Я разбудил ее и накинулся на нее с упреками. Она долго смеялась.
- Да, это я,- сказала она.- Но я сделала это не нарочно. Когда я открыла сумочку, желая с добрыми намерениями помочь вам, мне бросился в глаза этот долларовый билет, который мне всучили в тот день в магазине и который,- бог знает почему, - остался лежать у меня. Я представила себе ваше недоумение, когда бы шофер такси отказался взять у вас этот доллар. Но я подумала тут же, что моя шутка не могла бы вас обидеть, портье вашего отеля наверняка одолжил бы вам деньги... Разве могло прийти мне в голову, что именно в эту ночь вы будете играть роль странствующего рыцаря?
Через три дня мне позвонил мой знакомый и сообщил, что труп этой отчаявшейся женщины был обнаружен в реке. Расследование ничего но прояснило: никто не пришел ее опознать... Даже и сегодня я не могу понять, как могла эта молодая красивая женщина уйти из жизни без всякого сожаления?
Мы присутствовали с Мириам на ее похоронах. Мы оба, - и Мириам, и я,- чувствовали какую - то неясную ответственность, хотя не сделали ничего, что бы нам можно было поставить в вину. Мириам позволила себе по отношению к другу безобидную шутку; я - может быть, не без задней мысли, но без всякого злого умысла - пытался спасти эту женщину. Механизм дьявольской машины, запущенной нами, с поразительной точностью привел эту несчастную к гибели. Все было рассчитано потрясающе: один доллар мне дала Мириам, один доллар стоила комната, один доллар мог спасти ей жизнь и, возможно, изменить мою...
- Часто говорят,- начала Мириам, когда мы выходили с кладбища, - говорят...
- Что? - спросил я.
- Ничего,- ответила она,- ничего.
Но я подумал, что Мириам хотела сказать мне о Судьбе и о том, как грустно жить в этом странном мире.
[1] Звезда (англ.).
[2] «Кунизборо бридж» (англ.).
[4] Все в порядке? (англ.).
[5] Риверсайд хотел»: комната от доллара (англ.).
|
АНДРЕ МОРУА